Виктор (Мамонтов) - Господь — Пастырь мой
Самое ее имя, ее слова, ее дела всегда несли людям Радость. Живая встреча с живым Богом одухотворила всю ее жизнь, дала силу «в годы лжи, падений и разрух» терпеливо, незлобиво страдать в лагере, в ссылке, благословляя, по слову апостола, гонителей своих, но не проклиная. Она понимала, что все происходящее с нею и ее современниками — не случайность, а Промысл Божий. Бог — Любовь, а Он не хочет ни ей, ни другим зла. Поэтому на всякое нравственное понижение она отвечала только его повышением. Следователь с Лубянки, по рассказу Анастасии Ивановны, удивлялся, почему она не гневается на него во время длительных допросов. «Дело не в Вас, Господь через Вас вразумляет меня, грешницу.» — спокойно отвечала она.
Вся жизнь Анастасии Ивановны — странствия, то добровольные, то насильственные: заграничные поездки — в детстве в связи с болезнью матери, в молодости — к М. Горькому и к сестре Марине в Париж; десять лет лагерной жизни на Дальнем Востоке с двадцатью пятью перебросками, иногда пешком; после лагеря — переезд в Сибирь на «вечное» поселение. Страдания и трудности только укрепляли ее связь с Богом, подвигли к жизни страннической, иноческой. У Анастасии Ивановны не было привязанности к одежде, к пище, к личному быту. По возвращении из ссылки в Москву она жила в маленькой узенькой комнатке коммунальной квартиры, перенаселенной, с общими ванной, кухней и телефоном. В годы ссыльных странствий произошла чудесная встреча Анастасии Ивановны с блаженной Евфросинией, княжной Вяземской, фрейлиной Екатерины Великой, — через книгу, изданную в 1903 году в Сергиевом Посаде, которую она взяла у соседа в селе Пихтовка. Узнав Христа, княжна Вяземская оставила все: двор и всю светскую жизнь. Вначале она приняла монашеский постриг, потом, по благословению митрополита Филарета Московского, взяла на себя подвиг юродства. Блаженная Евфросиния прожила 120 лет и прославилась своей святостью и чудотворениями. Книга, которая попала в руки Анастасии Ивановны, представляла собой материалы к канонизации святой, не совершившейся до сего дня. Она была не просто прочитана, а пережита. Анастасия Ивановна переписала ее для себя и перерисовала карандашом портрет блаженной, который сохранился до сих пор. Жизнь блаженной Евфросинии, близкая по духу жизни Анастасии Ивановны, отныне постоянно вдохновляла ее. Особое почитание блаженной запечатлевалось Анастасией Ивановной молитвой ко святой, упованием на ее заступничество. Блаженная Евфросиния становится постоянной спутницей жизни Анастасии Ивановны. Не раз блаженная помогала ей, о чем она поведала в своих рассказах «О чудесах и чудесном».
Поэтому, по возвращении из ссылки, Анастасия Ивановна прежде всех дел отправилась в Тульскую область искать могилку блаженной, часовню и источник, выкопанный святой. Паломничество в Колюпаново к блаженной Евфросинии стало для нее постоянной духовной потребностью.
Была у Анастасии Ивановны попытка прекратить свои странствия, о чем она поведала за двадцать лет до кончины своему духовнику отцу Александру. Было высказано пожелание навсегда поселиться вблизи источника блаженной. Не потому, как сказал в своей эпиграмме поэт–символист Вячеслав Иванов, «дабы подальше от людей она была еще святей», а во исполнение тайного обета, данного ею в двадцать восемь лет. Анастасия Ивановна, не принимавшая монашеского пострига, дала обет целомудрия, нестяжания, неядения мяса и жила согласно этому обету. «Писательницаинокиня», — так назвала ее одна журналистка в своем интервью с
Анастасией Ивановной. Знавшие Анастасию Ивановну, не удивились такому определению, а согласились с ним.
Имея дар слова, Анастасия Ивановна поставила в своей жизни на первое место не литературное творчество, а Бога и ближнего, ибо, как сказала ее родная сестра Марина Ивановна Цветаева, «быть человеком важнее, потому что нужнее». Ради ближнего она прерывала труд на полуслове и спешила на помощь. Всегда была с людьми, всегда помогала. Достать лекарства, дать рецепт, послать деньги, вещи, книги, молиться о болящих и новопреставленных самой и призывать к молитве друзей, своего духовного отца — таковы были ее ежедневные попечения о ближних. Не было, пожалуй, ни одного письма ко мне, в котором не имелось бы просьбы о молитве за кого‑нибудь. Часто она сугубо напоминала об этом, вынося просьбу на конверт письма, туда, где адрес. К ней тянулись многие люди, уставшие от безверия и лжи, жаждущие правды, с доверием и надеждой, ибо видели в ней присутствие любви и добра. Одно дело — писать о добре, а другое — быть в добре. Некоторые приходили к ней в ее маленькую московскую квартирку на Большой Спасской с литературными интересами, а уходили от нее с искрой христианской веры, пробужденные духовно. Как‑то ей позвонила известная артистка, уже немолодая: «Как я счастлива, что Вы меня научили молиться. Мне теперь так легко жить». И таких признаний было много. В Николин день, 19 декабря 1989 года Анастасия Ивановна написала мне: «Хочу сообщить Вам, что начала воплощать Ваше задание, если верно его поняла — записывать все необычные, к чуду касающиеся случаи, с которыми меня свела жизнь: сперва все связанные с блаженной старицей Евфросинией, в миру княжной Евдокией Григорьевной Вяземской (1735–1855), а затем и другие случаи, которые нельзя объяснить рассудочно».
10 февраля 1990 года она сообщила: «Кончаю Ваш заказ — все чудеса, мною испытанные».
Рассказы были написаны, присланы и напечатаны в первом выпуске альманаха «Христианос» (1991), рождение которого в Риге она радостно приветствовала коротким посланием. Тот, нездешний мир был реален для Анастасии Ивановны. Она жила им, как и всякий истинно верующий христианин. В отрочестве, в молодости у нее были сомнения, было даже богоборчество, о чем она рассказывала в одной из своих бесед, опубликованной в «Московском церковном вестнике», но в нелегкой внутренней борьбе в ней родилась вера Христова. Каждое воскресенье она стремилась в храм, на Евхаристию, чтобы участвовать в Трапезе Господней и укрепиться духовно и телесно; именно участвовать, а не присутствовать, как это принято по старинной традиции у многих христиан. Господь открыл ей Тайну Евхаристии, поэтому она жила ею. Находясь на смертном одре, она постоянно исповедовалась и причащалась. К Богу ее душа отошла тихо в тот час, когда в храме совершалась Трапеза Господня.
«Я хочу людям давать радость», — всегда говорила Анастасия Ивановна.
И Господь даровал ей благодатную силу с любовью исполнить эту святую заповедь ее жизни.
Языком сердца
Слушаю…» — первое слово, которое Анастасия Ивановна всегда произносила в телефонном разговоре, а не бессмысленное «алло». И это означало: я вхожу в твой мир, погружаюсь в твою жизнь, начинаю участвовать в ней. Слух ее не закрывался ни перед кем, она не боялась вслушиваться в человеческую боль, встречаться с человеческим горем. Услышать, как говорил один святой, — это значит отозваться. Отозваться на горе, на страдание человека. Но часто мы слушаем поверхностно, невнимательно, только то, что хочется, что желанно, приятно. Тогда — это жизнь мимо себя, мимо людей. Тогда уходит возможность вырасти в полную меру личности. Анастасия Ивановна отзывалась на человека не на миг, не мимолетной мыслью, а сердечным трепетом и — навсегда.
Вот почему у нее было много друзей, верных, настоящих, друзей навсегда. Их верность росла в общении с нею, потому что она умела встретить человека по–настоящему — глубоко, честно и серьезно.
Дар слова призывал ее писать, но Анастасия Ивановна не была человеком, которого не оторвешь от письменного стола, листа бумаги. На первом месте в ее жизни была не книга, не литературное творчество, а человек. По ее словам, он мил, он драгоценен, драгоценнее всего. Она могла все оставить, прерывала труд на полуслове и спешила помочь всем, кто нуждался в ней. Те, кто был в горе, получали утешение, те, кто был в духовной растерянности, слышали ее теплое, мудрое слово.
Однажды поздним осенним вечером Анастасия Ивановна позвонила мне. Я был простужен и, разговаривая с ней, вдруг чихнул.
— Вы больны?
— Нет.
И вновь чихнул.
— Где Вы находитесь? Я Вам немедленно дам лекарство.
Я просил не беспокоиться из‑за легкой простуды. Но Анастасия Ивановна настояла и привела неотразимый аргумент: «Вы не можете отказать старому человеку». Дал адрес. Я подумал, что она пошлет кого‑нибудь из своих многочисленных молодых друзей. Но вот звонок… И на пороге стоит Анастасия Ивановна, опираясь на палочку. В руке — лекарства и два горячих пирожка, купленные у метро. День был сырой, темный, на улице — слякоть, в метро — давка, но она преодолела все трудности и приехала. Можно много говорить о добре и любви, но ценнее всего быть в добре. Ее приезд был явлением и сиянием любви к ближнему.
Как‑то Анастасия Ивановна сказала мне: «Я не ищу удовольствий и блажей, только хочу быть полезной, делать то, что могу».
